Неточные совпадения
В головной паре стояли, ожидая начала танца, директриса и
граф Олсуфьев в темно-зеленом мундире (теперь на близком расстоянии Александров лучше различил цвета) и малиновых рейтузах. Стоя, начальница была еще выше, полнее и величественнее. Ее кавалер не достигал ей головой до плеча. Его худенькая
фигура с заметно согбенной спиной, с осевшими тонкими ножками казалась еще более жалкой рядом с его чересчур представительной парой, похожей на столичный монумент.
Глядя на Василия Васильевича, на его грим,
фигуру, слушая его легкий польский акцент, я видел в нем живого «
графа», когда вскочил тот из-за стола, угрожающе поднял руку с колодой карт…
Не могу с точностью вспомнить и не знаю, где справиться, в котором именно году в Кострому был назначен губернатором Сергей Степанович Ланской, впоследствии
граф и известный министр внутренних дел. Сановник этот, по меткому замечанию одного его современника, «имел сильный ум и надменную
фигуру», и такая краткая характеристика верна и вполне достаточна для представления, какое нужно иметь о нем нашему читателю.
Последовало непродолжительное молчание, во время которого лицо
графа бледнело больше и больше. Вдруг страшный удар в голову ошеломил Лухнова. Он упал на диван, стараясь захватить деньги — и закричал таким пронзительно-отчаянным голосом, которого никак нельзя было ожидать от его всегда спокойной и всегда представительной
фигуры. Турбин собрал лежащие на столе остальные деньги, оттолкнул слугу, который вбежал было на помощь барину, и скорыми шагами вышел из комнаты.
— А вот-с, в Санкт-Петербург отправляют! — сладенько улыбнулся приемщик и указал подбородком в угол, где на единственном имевшемся в почтовом отделении стуле сидела темная человеческая
фигура… Увидев меня, эта
фигура поднялась и подошла ко мне. В ней я узнал моего нового знакомого, моего новоиспеченного врага, которого я так обидел, когда напился у
графа…
Пшецыньский устроил, по ее просьбе,
фигуру, в которой дама сама выбирает себе кавалера. В первый раз Констанция Александровна, предварительно устроив себе обворожительную улыбку, удостоила своим выбором тающего барона Икс-фон-Саксена, и барон прошелся с ней, как умел, то есть немножко по-немецки, аккуратно и отчетливо, чем и вызвал легкую, едва скользнувшую усмешку на губах
графа Северина.
По другой стене висело большое Распятие из черного дерева, с
фигурою Христа, очень изящно выточенною из слоновой кости, и несколько гравюр: там были портреты св. Казимира, покровителя Литвы, знаменитой довудцы графини Эмилии Плятер,
графа Понятовского, в уланской шапке, геройски тонущего в Эльстере, Яна Собеского, освободителя Вены, молодцевато опершегося на свою «карабелю», св. иезуита Иосафата Кунцевича, софамильника пана Ладыслава, который почитал себя даже происходящим из одного с ним рода, и наконец прекрасный портрет Адама Мицкевича.
— Впрочем, этот человек уже наказан! — сказал Цвибуш. — Сильно наказан! Его грехи бледнеют перед той карой, какую он несет! Рекомендую тебе, Илька,
графа Вунича, барона Зайниц. Здравствуйте,
граф и барон! Чего в вас больше, графства или баронства? В вашей чертовски красивой
фигуре много того и другого…Вот она, ваша дичь! Моя дочь отпевает ее.
Это было очень неприятно Канкрину, и он одно представление отложил в сторону, — сделать было неудобно; но через несколько дней
граф был на одном музыкально-литературном «soirée intime» [интимный вечер (франц.).], куда гости попадали не иначе, как сквозь фильтр, — и вдруг там, в одном укромном уголке,
граф встретил скромную женскую
фигуру, которая ему сделала глубокий поклон с оттенком подчиненности и иронии и произнесла только одно слово...
Граф вскочил и всей своей
фигурой и выражением лица изобразил из себя вопросительный знак.
На берегу показалась
фигура мужчины, быстрыми шагами приближавшаяся к дому княжны Людмилы Васильевны.
Граф притаился в тени забора.
Фигура приблизилась к калитке и остановилась.
Граф стоял шагах в десяти от нее. Луна, на одно мгновение выплывшая из-за облаков, осветила стоявшего у калитки мужчину.
Граф Иосиф Янович узнал князя Сергея Сергеевича Лугового.
— Впервые… — повторил
граф Свянторжецкий, и снова рой сомнений окутывал его ум, и снова
фигура князя Лугового, освещенная луной у калитки сада княжны Полторацкой, восставала перед ним.
От всей его
фигуры веяло каким-то таинственным торжеством. Сердце
графа Казимира усиленно забилось.
Из этих воспоминаний в сложности можно было создать яркую картину последних минувших десяти лет, главными центральными
фигурами которой являлись
граф Алексей Андреевич Аракчеев, его жена графиня Наталья Федоровна и домоправительница
графа — Настасья Федоровна Минкина, тоже прозванная «графинею».
Он услышал, как щелкнул замок от повернутого ключа;
фигура скрылась за отворившейся калиткой и заперла ее изнутри. Сомнения не было. Княжна Людмила не одному ему,
графу Свянторжецкому, назначала ночные свидания. Князь Луговой, быть может, был даже счастливее его в часы этих свиданий.
Княжна, по обыкновению, играла кольцами и браслетами на руках, а предательский ноготь так и бросался в глаза
графу, как бросается
фигура на разгаданной уже загадочной картинке. Этот ноготь напоминал ему, что он здесь властелин, а между тем с ним играет эта его раба, как кошка с мышью. Это его бесило и отразилось в тоне его ответа. Княжна заметила этот тон, и лицо ее приняло надменное, холодное выражение.
Действительно, на лице моего товарища не было кровинки, он был не краше мертвеца, да и представлял из себя печальную
фигуру. Тут
граф обратился ко мне, спросил, как я, артиллерист, попал в отряд гусар, и, когда я рассказал ему, куда и за каким делом я был послан, пожал плечами, так что густые эполеты запрыгали на плечах; на лице его изобразилось неудовольствие.
Это был любимый танец
графа, танцованный им еще в молодости. (Давило Купор была собственно одна
фигура англеза.)
— Однако, ma chère, это славная штука, — сказал
граф и, заметив, что старшая гостья его не слушала, обратился уже к барышням. — Хороша
фигура была у квартального, я воображаю.
— Хороша, ma chère,
фигура квартального, — закричал
граф, помирая со смеху.
Под освещенными ризами киота стояло длинное вольтеровское кресло, и на кресле, обложенном вверху снежно-белыми, не смятыми, видимо, только-что перемененными подушками, укрытая до пояса ярко-зеленым одеялом, лежала знакомая Пьеру величественная
фигура его отца,
графа Безухова, с тою же седою гривой волос, напоминавших льва, над широким лбом и с теми же характерно-благородными крупными морщинами на красивом красно-желтом лице.